Круги фей [сказки и легенды германских народов о великанах, гномах, феях, водяных и домовых] - Автор Неизвестен -- Мифы. Легенды. Эпос. Сказания

— Но ведь там будешь ты, — ответила Мариэтта, — а разве могу я желать другого дома, кроме твоего?

И она отправилась с ним на далекий север.

У них был один ребенок, — прелестная маленькая девочка, носившая имя Хельга; она должна была стать истинной дочерью Исландии, и даже ее имя должно было свидетельствовать об этом. Правда, у нее была светлая кожа и прекрасные льняные волосы северянки, но глаза ее были такими же темными и загадочными, как у матери.

У исландцев нет цветов; они знают об их красоте только по рассказам своих соотечественников, видевших их во время своих путешествий; но каждый, кто смотрел на прекрасное лицо маленькой Хельги, думал, что цветы должны выглядеть именно так, и поэтому ее называли «цветок Исландии».

Прекрасная Хельга любила своего сурового отца, но еще больше она любила свою прекрасную и нежную мать, рядом с которой проводила большую часть своего времени.

Каждую весну отец с несколькими слугами отправлялся на побережье добывать рыбу для домашних припасов, ибо, хотя он горячо любил Мариэтту и свой дом, море по-прежнему очаровывало его сердце. Летом и осенью он имел обыкновение посещать отдаленные торговые места вдоль побережья, чтобы там обменять шерсть своих больших и хорошо ухоженных стад на ценные продукты чужих земель, которыми любил ублажать и украшать своих близких.

В такие минуты Хельга сидела у ног матери, слушая, как та тихо, сладко звучавшими словами родного языка рассказывала о голубом небе и теплом золотом солнце Италии, о прекрасных цветах и вечнозеленых лесах, о чарующих тихих ночах, когда молодые девушки танцевали в лунном свете под звуки мандолины, и радость и музыка царили над сушей и морем.

Ах, как, должно быть, прекрасна эта страна, в то время как здесь все было совсем по-другому. Ни танцев, ни песен — ни из человеческих уст, ни из птичьего горла. Хельга даже никогда не слышала, чтобы овцы радостно блеяли; все было мрачно и сурово; молчание смерти было языком местной природы.

Взгляд темных глаз Хельги блуждал по широким вересковым пустошам Исландии, по лавовым полям, простиравшимся на многие мили и похоронившим свежесть природы под жесткой траурной мантией. Она смотрела на эти гигантские ледяные горы, на которые не ступала нога человека, возвышавшиеся, подобно памятникам смерти, с густыми туманными завесам, скрывавшими их вершины. Даже когда солнечный луч пробивался сквозь облачный покров, огромные глыбы льда сияли в бледном свете, словно саркофаги в склепе. Тогда Хельга вздрагивала и с горячей тоской думала о родной земле своей дорогой матери.

А она? Увы, ее муж оказался прав. Несмотря на свою любовь к нему, она тосковала по солнечным долинам своего детства, но никогда не рассказывала мужу о том, что терзало ее сердце, ибо он ставил свою Исландию выше любого земного рая. Не прошло и десяти лет, как горячее сердце Мариэтты навсегда затихло под слоем дерна.

Хельга думала, что ее сердце разорвется, когда ее любимую мать понесут на холм, откуда она так часто с тоской смотрела на море, наблюдая за голубыми волнами, спешащими к прекрасному, но далекому югу.

— Когда ты будешь хоронить меня, — сказала умирающая своему мужу, — положи меня так, чтобы мое лицо было обращено к Италии. — И это было сделано, в соответствии с ее пожеланием.

Теперь Хельга часто сидела на ее могиле, — единственный цветок, — и вместе с образом ее дорогой матери далекие страны живо вставали перед ее мысленным взором, точно такие, как о них рассказывала ее мать.

Теперь за хозяйством присматривала дальняя родственница. Она добровольно покинула свой дом, взяв с собой единственного сына, как того потребовал богатый кузен. Суровая старуха не сочувствовала страстям Хельги и считала ее описания далеких стран сказками; ничто, думала она, не может быть прекраснее Исландии. Но Олаффсон, ее мальчик, бывший всего на несколько лет старше маленькой сиротки, стал благодарным слушателем Хельги. С восторгом смотрел он на ее прекрасное лицо и слушал ее рассказы; серьезные голубые глаза, обычно холодные, как ледники его родного острова, вспыхивали, пока она говорила, а когда умолкала, он мечтательно повторял: «Я стану моряком и посещу все эти страны, чтобы посмотреть, действительно ли они так прекрасны!»

— А ты возьмешь меня с собой?

— Да, конечно.

Так шли годы, и, наконец, настала пора, когда дерево, семя которого было брошено в землю рукой Хельги, принесло плоды. Олаффсон уже не был мальчиком, и он решил отправиться в море. Глава дома охотно дал свое согласие, пришло время расставания.

Щеки прекрасной Хельги были бледны. Олаффсону казалось, что именно разлука так глубоко тревожит ее, и эта мысль смягчала для него горький час. Но ах, ее огорчало только то, что она вынуждена оставаться дома, на холодном и бесплодном острове, и что ей не позволено увидеть страны, на которые, как она считала, у нее было гораздо больше прав, чем у Олаффсона.

* * *

Минул еще один год. Олаффсон вернулся домой и рассказал обо всем, что видел. Но час расставания снова был близок. Рано утром следующего дня он должен был отправиться в еще одно, более длительное путешествие, и, несмотря на слезы Хельги и ее мольбы взять ее с собой, отец и Олаффсон только качали головами и смеялись над ее ребячеством.

Был уже вечер. Она пошла с Олаффсоном к могиле на холме, чтобы еще раз услышать о чудесах чужих земель. Час проходил за часом, но она этого не замечала.

— Ну что ж, Хельга, — наконец, закончил Олаффсон, — в этих краях действительно так красиво, как говорила тебе твоя мать; даже еще красивее, Да, гораздо красивее, но все же это — не Исландия. Нет места прекраснее, чем наша родная земля.

Хельга недоверчиво посмотрела на него.

— Можешь мне поверить, Хельга, — сказал он. — Смотри, уже полночь. В этих странах уже стояла бы ночь, глубокая ночь, в течение многих часов; солнце давно покинуло бы их, но оно любит наш остров больше, поэтому дольше остается с нами. Просто посмотри туда. Оно только что погрузилось в море и на розовом западном небе рисует серебристыми контурами прекрасные лиственные леса, каких нет на нашей земле. Только посмотри, как они кивают своими блестящими головами; не кажется ли тебе, что ты слышишь таинственный шелест их ветвей? И разве белые облака наверху не похожи на орлов, кружащих над своими вершинами? А